То, что должно было быть челленджем, но проффтыкалось и ушло во внеконкурс..
(уперла вместе с заглушками - очень уж хороши)
URL записи
И второе - внезапно - фанфик. Действительно внезапно - до сих пор у меня только по ММОРПГ что-то писалось, да и то - мало, а на ФБ я собиралась исклчительно как крафтер. Это первый фанфик по околотолкину в принципе. Так что - с почином меня.
WTF ChKA 2014. Level 2: Тексты G — PG-13. Драбблы, мини. Часть 2.
Когда сидишь в заточении — страшно только поначалу. Потом становится скучно. Страх и скука — та ещё смесь, обостряет слух, зрение, да и мысли тоже. Начинаешь узнавать о смене стражи по легкому сквозняку через сени от уличной двери. И самих стражников уже различаешь по покашливаниям, приглушенным разговорам да переругиваниям под дверью комнаты. Комнаты? Взглянем правде в глаза — камеры. Это, несмотря на всю роскошь обстановки – камера. Как в ней жили только? Толстые стены, тяжёлая дубовая дверь, узкие окна с видом на частокол. А ведь Дейрел не доверяет своей "своре", вот в чём дело. Не доверяет — как бы ни тщился доказать обратное.
Даже завтрак, обед и ужин становятся событием. Хочется есть или нет — больше нет — но можно поизучать содержимое тарелок, и поверх тарелки — того, кто приносит еду. Парень, юный совсем, всегда один и тот же. Ириалонна успела его уже изучить до последней заплаты на одежде, да что там — до мелких трещинок на грифе лютни. Ну надо же, как пленницу ценят — менестреля к ней приставили. Вон, покорно у двери топчется, ждет поднос обратно. Разглядывает её, как ему кажется — исподтишка. А взгляд неожиданно приятный — открытый, любознательный. С таким взглядом мальчишка даже симпатичным кажется, хотя так посмотришь — тощий, нескладный, несуразный. Меч на поясе ему явно уверенности не добавляет, мешает только. Отобрать, что ли? Если бы только саму сквозняком не шатало — хорошо по голове приложили... Лютня... что же он с ней носится всё время? То ли так часто просят сыграть, то ли просто не хочет — не рискует? — расставаться с инструментом.
— Играешь? — с точно рассчитанной небрежностью кивнула на лютню.
Оии, как покраснел-то, будто уличили в чём-то недозволенном.
— Балуюсь, — не слишком охотно, но ответил.
— Может, ещё и песни сочиняешь?
— Да так, ерунду всякую, — покраснел еще больше.
— А мне сыграешь какую-нибудь ерунду? —доброжелательно и убежденно, чтобы он поверил: "ерунда" — совсем не ерунда.
Смутился совсем, ещё бы — она из Чёрной Твердыни, ещё и женщина, ещё и старше — всяко не ровня. Смутился, но и обрадовался, что попросила. Снял лютню, привычно пробежал пальцами по колышкам — настраивая, перехватил гриф поудобнее.
Собственно, Ириалонна готова была мужественно выслушать что угодно — будь оно без смысла, не в лад и не в музыку — надо же юным менестрелям с чего-то начинать. Но тут — внезапно задело, до ощущения пылинки в глазу: невесомо, но щиплет, пока слеза не задрожит на ресницах.
— Эй, Уфангр, — в комнату заглянул один из стражей, судя по голосу — тот, что так нездорово кашлял. А судя по лихорадочному румянцу — точно он. — Уфангр, ты что тут, за девицей ухлёстываешь? Так, во-первых, девушкам поют не эту твою мутотень, а про дивные цветы, прекрасные глаза и всякие такие нежности. А во-вторых — Дейрел тебе за такое голову снимет, да и нам тоже, так что сбрысни отсюда.
Парень виновато съёжился, поспешил убрать тарелки и уйти.
Не насовсем, понятно дело — пленницу всё равно надо кормить. Но на задушевные разговоры Ириалонна уже не рассчитывала. Тем более на то, что он рискнет заговорить первым. Рискнул.
— А ты правда из Черных Воинов? — спросил, обмирая от собственной наглости.
Хорошенький вопрос, учитывая, что чёрные одеяния воина Твердыни и сейчас на ней. Или всё дело в том, что она — женщина?
— Да, я Воин Меча, — и не удержалась от встречного вопроса, вот от неуверенности и не удержалась. — И что?
А ведь просто — живое любопытство ко всему, что за стенами, за пределами. И искренний восторг.
— Так все же знают, что ваши воины — лучшие. И ты тоже — лучшая тогда.
— Лучшая. И много в том толку... — сорвалось с горечью.
— Почему? — заморгал удивленно. Ну правда, в его возрасте ей тоже казалось, что если ты лучший воин — то какие ещё сложности?
— Мне кажется, я не на своем месте... видишь ли, воином Твердыни должен был стать мой брат…
Скука ли тому виной, или тяжесть одиночества последних дней, да только опомнилась Ириалонна, когда рассказала всю историю своего появления в Твердыне. И об одолевших сомнениях — тоже.
— Получается, Тано был прав, — грустно. — Женщине нельзя быть воином…
— Не прав он!.. — даже подпрыгнул от возмущения... и чуть язык не прикусил: это же надо — такое брякнуть, и о ком! Только и удержаться не получалось. — Вот совсем не прав!
Ах мальчики-мальчики, неужели, кроме войны, вы ни о чём больше думать не можете?
— Прав! — возразила резко, куда резче, чем хотелось бы — будто оспаривая не только его слова, но и собственные мысли. — Я теперь не о Служении думаю, и не о Пути воина, а о замужестве и детях.
— Ну и что? — буднично так. — Даже если ты сейчас всё бросишь, выйдешь замуж и примешься детей рожать — всё, что ты знаешь, с тобой останется. Всё, чему научилась, что сделала...
— А зачем? Зачем училась-то тогда?
— А вот и затем! Затем, что в той деревне девочку некому было больше защитить. Только ты. А мечом, знаешь ли, защищать сподручнее. Закрыть другого собой получается только один раз.
— Но я же женщина, — как последнее возражение... совсем последнее, и даже самой захотелось ответить на него в духе Уфангра "Ну и что?"
— А я — мужчина. И что с того? Я плохой мечник. И вообще воин плохой. От одного удара падаю.
Замолчал, глядя в одну точку, и вдруг выдохнул с неожиданной тоской:
— И менестрель я тоже паршивый. А может быть, был бы лучше, если бы мог выбирать, чему учиться.
— Твердыня выявляет дар человека, помогает ему стать Мастером в том, в чём он более всего талантлив, осознать и осуществить свое предназначение, — проговорила такое привычное.
— Скажешь тоже, — хмыкнул парнь. — Где Твердыня — а где мы. Видишь ли, это просто свободные земли, на которых можно растить хлеб, строить дома, просто жить. Но их никто по-настоящему не защищает: ни Твердыня, ни правители альвов. Мы сами по себе.
Было неловко, стыдно перед девушкой. Хотелось оправдаться — за всё: за то, что он плохой менестрель, за то, что они живут тут так по-дурацки, за то, что Дейрел держит Ириалонну в плену — и его люди ему это позволяют.
— Сами по себе... харги приходят — грабят и убивают, люди приходят — грабят и убивают, теперь вот Дейрел. Он объединил несколько селений, научил нас драться, теперь мы отбиваемся от пришлых, но...
— Но Дейрел и сам теперь успешно грабит и убивает, так?.. — закончила тихо.
Уфангр не ответил. Смотрел в сторону, и бездумно, ритмично постукивал пальцами по столу, а потом запел, тихо — чтобы на этот раз за дверью не услышали.
Мысли Ириалонны метались испуганными птицами. Моя стая — сказал о своих людях Дейрел. Цепные псы под рукой вожака. Только доверилась бы она псу так, как доверилась мальчишке-менестрелю, разом и безоглядно? Или это наваждение? Или всё же не псы — люди, и не всё потеряно, раз здесь ещё поют — так? Она не может не попытаться, а там — пусть сами решают.
— Уфангр, а ты не думал: раз вы объединились и обороняетесь под рукой Дейрела — может, вы и сами сможете не хуже. Лютый вождь, но вождь — или сами, разница есть, конечно. Но разве не стоит попытаться?
Мальчишка уставился на неё во все глаза. Глазищи! Синие — ну надо же, таким синим взглядом девушкам головы кружить, только это ему, наверное, ещё и в голову не приходит. Как не приходила в голову и мысль избавиться от хозяина.
— Не думал об этом. А знаешь, надо старшим подсказать, может им понравится. Они ведь тоже...
Умолк, не договорил — но и так понятно. Видно, по всему видно: они ведь тоже не любят Дейрела.
А парень заторопился, собрал поднос и поспешил уйти. И вовремя, едва разминулся. Ведь принесло же западным ветром — на пороге стоял Дейрел, угрюмый и озабоченный.
— А здорово ты его! Подсвечником! И все видели! И смеялись! — Уфангр говорил восторженно, но как-то преувеличенно бодро. И в глаза не смотрел. И закончил пришиблено, подрастеряв задор. — Там костёр готовят...
— Все равно я не выйду за Дейрела замуж, — пожала плечами. — Пусть делает, что хочет.
— Он не хочет. Он боится тебя казнить. Но и отступить побоится тоже — какой он тогда король?
— Я бы сказала — паршивый он король в любом случае. Ты со старшими-то поговорил?
— Поговорил. Они сказали, что я опять чепуху всякую выдумываю. И по шее накостыляли, — усмехнулся довольно и гордо. — Задело, значит. Если б было всё равно — посмеялись бы, и только. А тебе бежать надо, вот что.
Хорошая мысль, главное — вовремя.
— В лагере ожидают нападения, ведь так? Значит — увеличили охрану на воротах, жгут костры — чтобы виднее было было. Да и как мне отсюда выйти?
— Ожидают, но завтра. Сегодня почти все нетрезвые — страшно. Одеждой поменяемся, мы же похожи. Капюшон на лицо натянешь, если что — притворись пьяной... то есть пьяным. Как из дома выйдешь — иди на ржание лошадей, к конюшне — там темно, факелы у конюшни жечь — можно и пожару наделать, да и частокол там ниже.
А парень-то на себя наговаривает. Может, мечник он и плохой — но тактик вполне хороший. Только одно слабое место есть в его плане.
— А с тобой что будет?
— А что со мной? — откликнулся легко. — Это же не на мне Дейрел жениться хочет. Ну найдут меня тут завтра, ну по шее опять накостыляют — делов то.
— Тогда... — заколебалась, да и что тут сказать-то? — Спасибо.
— А ты ещё не благодари, — и добавил преувеличенно громким шёпотом: — У меня, может, своя корысть: поглядывать, когда ты переодеваться будешь.
Засмеялась тихонько. Стало так легко, будто уже всё получилось, уже выбралась.
На самом деле Уфангр стеснялся даже больше, чем девушка. Ну да, взглянуть хотелось — ну совсем чуть-чуть, хоть разок. Но когда он совсем было решился обернуться, увидел уже только ворох одежды, вздохнул и принялся одеваться. Оглядел, что у них вышло.
— А знаешь, и впрямь похоже. Капюшон натяни. И... и лютню возьми. Все привыкли, что с лютней — это я, даже и приглядываться не будут.
— А ты как же без лютни? — кольнуло нехорошее предчувствие.
— Потом вернёшь. Бери. Иди уже.
Ушла, пошатываясь вполне натурально, и притворяться-то почти не надо было — после едва отступившей болезни. На какой-то вопрос стражи ответила невнятным мычанием, вызвав дружный смех: "Ну и набрался ты, Уфангр! Это с одной то кружки?"
Всё затихло.
— Закрыть другого собой можно только один раз, — проговорил юноша. И поёжился — не от холода.
Утром не понадобилось долго разбираться, чтобы понять, что случилось. Разъяренный Дейрел только прохрипел:
— Костёр мерзавцу!
— Так мальчишка же, — попытался возразить седой воин, — а она — девушка, ну ясно дело — пожалел. Не стоило его к ней посылать, моя вина.
— С тобой я потом разберусь, — рыкнул вожак, глаза сверкнули бешенством. — С тобой, и остальными — кто пропустил. А сопляка — сжечь, сейчас!
Уфангра жалели. Жалели, не смели возразить "королю", и совесть пытались успокоить невнятным: "Ну сам же виноват". Только получалось плохо.
А ему хотелось бы держать голову высоко, смотреть прямо и твёрдо — и не получалось, стыдно было. Не за то, что сделал, нет — за то, что не может им объяснить, что именно ТАК и надо было поступить.
Седой его и к столбу привязывал.
— Если веревку на горло захлестнуть... — предложил тихо. — Задохнёшься раньше, чем подступит огонь..
— Не надо, — об огне пока и не думал, думал только о том, что нужно ещё что-то сказать, нужно слова найти. Нужно!
Слова нашлись... не те, может быть, но других не было.
Огонь разгорелся наконец-то, лизнул по ногам. Боль оборвала песню, накатила жуть — перед болью еще большей. Но где-то далеко кто-то его услышал, отозвался — и вместо боли тело охватила невиданная лёгкость, будто он и правда летать умеет. Небо распахнулось над ним звёздным куполом.
Люди вокруг костра подавленно молчали. Что они видели? Видели ли?
Дейрел только выругался, и поспешил — убежал почти — к себе, к спасительной бутыли.
Чёрные осадили лагерь по всем правилам, уже зная от Иралонны количество клинков и силу укреплений. Только это уже не понадобилось — ворота были открыты, а лагерь — пуст, со следами... нет, не паники, организованного — но весьма поспешного бегства, когда брали лишь что могли взять, остальное без сожаления оставили, включая подгорающую кашу на углях да железную заготовку в ещё горячем горне. У дальней стены на небольшой площадке увидели свежий земляной холмик на месте недавнего кострища. Там же обнаружился единственный дом, запертый — снаружи. В нём и нашли мертвецки пьяного Дейрела.
Свора отказалась от своего вожака.
Рассказывают, что Ириалонна все же стала женой Ульва и покинула Твердыню, но не оставила путь Воина Меча. По её примеру многие женщины учились владеть оружием, чтобы, если понадобится, оставить горшки и прялку, и встать на защиту своих домов и детей. Их умения и доблесть спасли многие жизни в набегах орков и в последующей безнадежной войне с Западом.
Рассказывают, что бывшие люди Дейрела так и не стали ни людьми Твердыни, ни подданными западных Владык. Беззащитными они не стали, их селения не встречали опасность поодиночке — по тревожному наббату поднималось ополчение всей округи, и орки бросались врассыпную, услышав их боевой клич "Уфангр!"
Рассказывают... впрочем, мало ли что рассказывают о древних войнах Белерианда.
URL записиНазвание: Только однажды
автор: Raiven_Konnol, бета: с репейником
Размер: мини, 2175 слов
Пейринг/Персонажи: Дейрел, Ириалонна, авторские персонажи
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: смерть персонажа
Примечание: написано по заявке с Инсайда — "пожалуйста, уползите Ириалонну!"
Использованные в тексте стихи - вольное авторское переложение песни "Не треба" группа "Вперше чую"
Размер: мини, 2175 слов
Пейринг/Персонажи: Дейрел, Ириалонна, авторские персонажи
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: смерть персонажа
Примечание: написано по заявке с Инсайда — "пожалуйста, уползите Ириалонну!"
Использованные в тексте стихи - вольное авторское переложение песни "Не треба" группа "Вперше чую"
Когда сидишь в заточении — страшно только поначалу. Потом становится скучно. Страх и скука — та ещё смесь, обостряет слух, зрение, да и мысли тоже. Начинаешь узнавать о смене стражи по легкому сквозняку через сени от уличной двери. И самих стражников уже различаешь по покашливаниям, приглушенным разговорам да переругиваниям под дверью комнаты. Комнаты? Взглянем правде в глаза — камеры. Это, несмотря на всю роскошь обстановки – камера. Как в ней жили только? Толстые стены, тяжёлая дубовая дверь, узкие окна с видом на частокол. А ведь Дейрел не доверяет своей "своре", вот в чём дело. Не доверяет — как бы ни тщился доказать обратное.
Даже завтрак, обед и ужин становятся событием. Хочется есть или нет — больше нет — но можно поизучать содержимое тарелок, и поверх тарелки — того, кто приносит еду. Парень, юный совсем, всегда один и тот же. Ириалонна успела его уже изучить до последней заплаты на одежде, да что там — до мелких трещинок на грифе лютни. Ну надо же, как пленницу ценят — менестреля к ней приставили. Вон, покорно у двери топчется, ждет поднос обратно. Разглядывает её, как ему кажется — исподтишка. А взгляд неожиданно приятный — открытый, любознательный. С таким взглядом мальчишка даже симпатичным кажется, хотя так посмотришь — тощий, нескладный, несуразный. Меч на поясе ему явно уверенности не добавляет, мешает только. Отобрать, что ли? Если бы только саму сквозняком не шатало — хорошо по голове приложили... Лютня... что же он с ней носится всё время? То ли так часто просят сыграть, то ли просто не хочет — не рискует? — расставаться с инструментом.
— Играешь? — с точно рассчитанной небрежностью кивнула на лютню.
Оии, как покраснел-то, будто уличили в чём-то недозволенном.
— Балуюсь, — не слишком охотно, но ответил.
— Может, ещё и песни сочиняешь?
— Да так, ерунду всякую, — покраснел еще больше.
— А мне сыграешь какую-нибудь ерунду? —доброжелательно и убежденно, чтобы он поверил: "ерунда" — совсем не ерунда.
Смутился совсем, ещё бы — она из Чёрной Твердыни, ещё и женщина, ещё и старше — всяко не ровня. Смутился, но и обрадовался, что попросила. Снял лютню, привычно пробежал пальцами по колышкам — настраивая, перехватил гриф поудобнее.
Собственно, Ириалонна готова была мужественно выслушать что угодно — будь оно без смысла, не в лад и не в музыку — надо же юным менестрелям с чего-то начинать. Но тут — внезапно задело, до ощущения пылинки в глазу: невесомо, но щиплет, пока слеза не задрожит на ресницах.
Там, где железо
Входит под грудью
Там нас уже нет
А других и не будет.
В песне подлунной
Мохнатого зверя
В ней нас уже нет
А в другие не верю.
Не надо, не надо
Терять нам осталось так мало
Кричали ветер, небо и мама...
Не стоит, не стоит
Нас безнадёжность не портит
Но только время так глупо уходит
помни...
Входит под грудью
Там нас уже нет
А других и не будет.
В песне подлунной
Мохнатого зверя
В ней нас уже нет
А в другие не верю.
Не надо, не надо
Терять нам осталось так мало
Кричали ветер, небо и мама...
Не стоит, не стоит
Нас безнадёжность не портит
Но только время так глупо уходит
помни...
— Эй, Уфангр, — в комнату заглянул один из стражей, судя по голосу — тот, что так нездорово кашлял. А судя по лихорадочному румянцу — точно он. — Уфангр, ты что тут, за девицей ухлёстываешь? Так, во-первых, девушкам поют не эту твою мутотень, а про дивные цветы, прекрасные глаза и всякие такие нежности. А во-вторых — Дейрел тебе за такое голову снимет, да и нам тоже, так что сбрысни отсюда.
Парень виновато съёжился, поспешил убрать тарелки и уйти.
Не насовсем, понятно дело — пленницу всё равно надо кормить. Но на задушевные разговоры Ириалонна уже не рассчитывала. Тем более на то, что он рискнет заговорить первым. Рискнул.
— А ты правда из Черных Воинов? — спросил, обмирая от собственной наглости.
Хорошенький вопрос, учитывая, что чёрные одеяния воина Твердыни и сейчас на ней. Или всё дело в том, что она — женщина?
— Да, я Воин Меча, — и не удержалась от встречного вопроса, вот от неуверенности и не удержалась. — И что?
А ведь просто — живое любопытство ко всему, что за стенами, за пределами. И искренний восторг.
— Так все же знают, что ваши воины — лучшие. И ты тоже — лучшая тогда.
— Лучшая. И много в том толку... — сорвалось с горечью.
— Почему? — заморгал удивленно. Ну правда, в его возрасте ей тоже казалось, что если ты лучший воин — то какие ещё сложности?
— Мне кажется, я не на своем месте... видишь ли, воином Твердыни должен был стать мой брат…
Скука ли тому виной, или тяжесть одиночества последних дней, да только опомнилась Ириалонна, когда рассказала всю историю своего появления в Твердыне. И об одолевших сомнениях — тоже.
— Получается, Тано был прав, — грустно. — Женщине нельзя быть воином…
— Не прав он!.. — даже подпрыгнул от возмущения... и чуть язык не прикусил: это же надо — такое брякнуть, и о ком! Только и удержаться не получалось. — Вот совсем не прав!
Ах мальчики-мальчики, неужели, кроме войны, вы ни о чём больше думать не можете?
— Прав! — возразила резко, куда резче, чем хотелось бы — будто оспаривая не только его слова, но и собственные мысли. — Я теперь не о Служении думаю, и не о Пути воина, а о замужестве и детях.
— Ну и что? — буднично так. — Даже если ты сейчас всё бросишь, выйдешь замуж и примешься детей рожать — всё, что ты знаешь, с тобой останется. Всё, чему научилась, что сделала...
— А зачем? Зачем училась-то тогда?
— А вот и затем! Затем, что в той деревне девочку некому было больше защитить. Только ты. А мечом, знаешь ли, защищать сподручнее. Закрыть другого собой получается только один раз.
— Но я же женщина, — как последнее возражение... совсем последнее, и даже самой захотелось ответить на него в духе Уфангра "Ну и что?"
— А я — мужчина. И что с того? Я плохой мечник. И вообще воин плохой. От одного удара падаю.
Замолчал, глядя в одну точку, и вдруг выдохнул с неожиданной тоской:
— И менестрель я тоже паршивый. А может быть, был бы лучше, если бы мог выбирать, чему учиться.
— Твердыня выявляет дар человека, помогает ему стать Мастером в том, в чём он более всего талантлив, осознать и осуществить свое предназначение, — проговорила такое привычное.
— Скажешь тоже, — хмыкнул парнь. — Где Твердыня — а где мы. Видишь ли, это просто свободные земли, на которых можно растить хлеб, строить дома, просто жить. Но их никто по-настоящему не защищает: ни Твердыня, ни правители альвов. Мы сами по себе.
Было неловко, стыдно перед девушкой. Хотелось оправдаться — за всё: за то, что он плохой менестрель, за то, что они живут тут так по-дурацки, за то, что Дейрел держит Ириалонну в плену — и его люди ему это позволяют.
— Сами по себе... харги приходят — грабят и убивают, люди приходят — грабят и убивают, теперь вот Дейрел. Он объединил несколько селений, научил нас драться, теперь мы отбиваемся от пришлых, но...
— Но Дейрел и сам теперь успешно грабит и убивает, так?.. — закончила тихо.
Уфангр не ответил. Смотрел в сторону, и бездумно, ритмично постукивал пальцами по столу, а потом запел, тихо — чтобы на этот раз за дверью не услышали.
Вот где любили
Твердую руку
А нас ведь чуть не убили
Да просто от скуки
Дрогнули струны
Вместо ответа
Если завтра погибну
Считайте — поэтом.
Не надо, не надо
Я ничего не теряю
Просто в небо лечу и там
Засыпаю.
Не стоит, не стоит
Нас безнадежность не портит
Но всё же мечта нам подходит.
Помни.
Твердую руку
А нас ведь чуть не убили
Да просто от скуки
Дрогнули струны
Вместо ответа
Если завтра погибну
Считайте — поэтом.
Не надо, не надо
Я ничего не теряю
Просто в небо лечу и там
Засыпаю.
Не стоит, не стоит
Нас безнадежность не портит
Но всё же мечта нам подходит.
Помни.
Мысли Ириалонны метались испуганными птицами. Моя стая — сказал о своих людях Дейрел. Цепные псы под рукой вожака. Только доверилась бы она псу так, как доверилась мальчишке-менестрелю, разом и безоглядно? Или это наваждение? Или всё же не псы — люди, и не всё потеряно, раз здесь ещё поют — так? Она не может не попытаться, а там — пусть сами решают.
— Уфангр, а ты не думал: раз вы объединились и обороняетесь под рукой Дейрела — может, вы и сами сможете не хуже. Лютый вождь, но вождь — или сами, разница есть, конечно. Но разве не стоит попытаться?
Мальчишка уставился на неё во все глаза. Глазищи! Синие — ну надо же, таким синим взглядом девушкам головы кружить, только это ему, наверное, ещё и в голову не приходит. Как не приходила в голову и мысль избавиться от хозяина.
— Не думал об этом. А знаешь, надо старшим подсказать, может им понравится. Они ведь тоже...
Умолк, не договорил — но и так понятно. Видно, по всему видно: они ведь тоже не любят Дейрела.
А парень заторопился, собрал поднос и поспешил уйти. И вовремя, едва разминулся. Ведь принесло же западным ветром — на пороге стоял Дейрел, угрюмый и озабоченный.
— А здорово ты его! Подсвечником! И все видели! И смеялись! — Уфангр говорил восторженно, но как-то преувеличенно бодро. И в глаза не смотрел. И закончил пришиблено, подрастеряв задор. — Там костёр готовят...
— Все равно я не выйду за Дейрела замуж, — пожала плечами. — Пусть делает, что хочет.
— Он не хочет. Он боится тебя казнить. Но и отступить побоится тоже — какой он тогда король?
— Я бы сказала — паршивый он король в любом случае. Ты со старшими-то поговорил?
— Поговорил. Они сказали, что я опять чепуху всякую выдумываю. И по шее накостыляли, — усмехнулся довольно и гордо. — Задело, значит. Если б было всё равно — посмеялись бы, и только. А тебе бежать надо, вот что.
Хорошая мысль, главное — вовремя.
— В лагере ожидают нападения, ведь так? Значит — увеличили охрану на воротах, жгут костры — чтобы виднее было было. Да и как мне отсюда выйти?
— Ожидают, но завтра. Сегодня почти все нетрезвые — страшно. Одеждой поменяемся, мы же похожи. Капюшон на лицо натянешь, если что — притворись пьяной... то есть пьяным. Как из дома выйдешь — иди на ржание лошадей, к конюшне — там темно, факелы у конюшни жечь — можно и пожару наделать, да и частокол там ниже.
А парень-то на себя наговаривает. Может, мечник он и плохой — но тактик вполне хороший. Только одно слабое место есть в его плане.
— А с тобой что будет?
— А что со мной? — откликнулся легко. — Это же не на мне Дейрел жениться хочет. Ну найдут меня тут завтра, ну по шее опять накостыляют — делов то.
— Тогда... — заколебалась, да и что тут сказать-то? — Спасибо.
— А ты ещё не благодари, — и добавил преувеличенно громким шёпотом: — У меня, может, своя корысть: поглядывать, когда ты переодеваться будешь.
Засмеялась тихонько. Стало так легко, будто уже всё получилось, уже выбралась.
На самом деле Уфангр стеснялся даже больше, чем девушка. Ну да, взглянуть хотелось — ну совсем чуть-чуть, хоть разок. Но когда он совсем было решился обернуться, увидел уже только ворох одежды, вздохнул и принялся одеваться. Оглядел, что у них вышло.
— А знаешь, и впрямь похоже. Капюшон натяни. И... и лютню возьми. Все привыкли, что с лютней — это я, даже и приглядываться не будут.
— А ты как же без лютни? — кольнуло нехорошее предчувствие.
— Потом вернёшь. Бери. Иди уже.
Ушла, пошатываясь вполне натурально, и притворяться-то почти не надо было — после едва отступившей болезни. На какой-то вопрос стражи ответила невнятным мычанием, вызвав дружный смех: "Ну и набрался ты, Уфангр! Это с одной то кружки?"
Всё затихло.
— Закрыть другого собой можно только один раз, — проговорил юноша. И поёжился — не от холода.
Утром не понадобилось долго разбираться, чтобы понять, что случилось. Разъяренный Дейрел только прохрипел:
— Костёр мерзавцу!
— Так мальчишка же, — попытался возразить седой воин, — а она — девушка, ну ясно дело — пожалел. Не стоило его к ней посылать, моя вина.
— С тобой я потом разберусь, — рыкнул вожак, глаза сверкнули бешенством. — С тобой, и остальными — кто пропустил. А сопляка — сжечь, сейчас!
Уфангра жалели. Жалели, не смели возразить "королю", и совесть пытались успокоить невнятным: "Ну сам же виноват". Только получалось плохо.
А ему хотелось бы держать голову высоко, смотреть прямо и твёрдо — и не получалось, стыдно было. Не за то, что сделал, нет — за то, что не может им объяснить, что именно ТАК и надо было поступить.
Седой его и к столбу привязывал.
— Если веревку на горло захлестнуть... — предложил тихо. — Задохнёшься раньше, чем подступит огонь..
— Не надо, — об огне пока и не думал, думал только о том, что нужно ещё что-то сказать, нужно слова найти. Нужно!
Слова нашлись... не те, может быть, но других не было.
Следом кровавым
Горечи бездна
Там себя не найти
И искать бесполезно.
Ветер и небо
Небо и трубы
Здесь меня уже нет
А вас и не будет.
Не медли, не медли
Решившись однажды
По счету платить —
Уже и не страшно
Не бойся, не бойся
В небо выше и выше
Крылья —
так подходят нам
Слышишь?
Горечи бездна
Там себя не найти
И искать бесполезно.
Ветер и небо
Небо и трубы
Здесь меня уже нет
А вас и не будет.
Не медли, не медли
Решившись однажды
По счету платить —
Уже и не страшно
Не бойся, не бойся
В небо выше и выше
Крылья —
так подходят нам
Слышишь?
Огонь разгорелся наконец-то, лизнул по ногам. Боль оборвала песню, накатила жуть — перед болью еще большей. Но где-то далеко кто-то его услышал, отозвался — и вместо боли тело охватила невиданная лёгкость, будто он и правда летать умеет. Небо распахнулось над ним звёздным куполом.
Люди вокруг костра подавленно молчали. Что они видели? Видели ли?
Дейрел только выругался, и поспешил — убежал почти — к себе, к спасительной бутыли.
Чёрные осадили лагерь по всем правилам, уже зная от Иралонны количество клинков и силу укреплений. Только это уже не понадобилось — ворота были открыты, а лагерь — пуст, со следами... нет, не паники, организованного — но весьма поспешного бегства, когда брали лишь что могли взять, остальное без сожаления оставили, включая подгорающую кашу на углях да железную заготовку в ещё горячем горне. У дальней стены на небольшой площадке увидели свежий земляной холмик на месте недавнего кострища. Там же обнаружился единственный дом, запертый — снаружи. В нём и нашли мертвецки пьяного Дейрела.
Свора отказалась от своего вожака.
Рассказывают, что Ириалонна все же стала женой Ульва и покинула Твердыню, но не оставила путь Воина Меча. По её примеру многие женщины учились владеть оружием, чтобы, если понадобится, оставить горшки и прялку, и встать на защиту своих домов и детей. Их умения и доблесть спасли многие жизни в набегах орков и в последующей безнадежной войне с Западом.
Рассказывают, что бывшие люди Дейрела так и не стали ни людьми Твердыни, ни подданными западных Владык. Беззащитными они не стали, их селения не встречали опасность поодиночке — по тревожному наббату поднималось ополчение всей округи, и орки бросались врассыпную, услышав их боевой клич "Уфангр!"
Рассказывают... впрочем, мало ли что рассказывают о древних войнах Белерианда.